Неточные совпадения
— Брат! вы великодушны, Вера не забудет этого! — сказала она и, взвизгнув от радости,
как освобожденная из
клетки птица, бросилась
в кусты.
У Никитских ворот,
в доме Боргеста, был трактир, где одна из зал была увешана закрытыми бумагой
клетками с соловьями, и по вечерам и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители слушать соловьиное пение. Во многих трактирах были
клетки с певчими
птицами,
как, например, у А. Павловского на Трубе и
в Охотничьем трактире на Неглинной.
В этом трактире собирались по воскресеньям, приходя с Трубной площади, где продавали собак и
птиц, известные московские охотники.
За ним встают
в памяти различные, менее характерные фигуры того же среднего регистра. Общими усилиями, с большим или меньшим успехом они гнали нас по программам, давая умам, что полагалось по штату. Дело, конечно, полезное. Только… это умственное питание производилось приблизительно так,
как откармливают
в клетках гусей, насильственно проталкивая постылую пищу, которую бедная
птица отказывается принимать
в требуемом количестве по собственному побуждению.
На дне,
в репьях, кричат щеглята, я вижу
в серых отрепьях бурьяна алые чепчики на бойких головках
птиц. Вокруг меня щелкают любопытные синицы; смешно надувая белые щеки, они шумят и суетятся, точно молодые кунавинские мещанки
в праздник; быстрые, умненькие, злые, они хотят все знать, все потрогать — и попадают
в западню одна за другою. Жалко видеть,
как они бьются, но мое дело торговое, суровое; я пересаживаю
птиц в запасные
клетки и прячу
в мешок, — во тьме они сидят смирно.
Ежов знал все: он рассказывал
в училище, что у прокурора родила горничная, а прокуророва жена облила за это мужа горячим кофе; он мог сказать, когда и где лучше ловить ершей, умел делать западни и
клетки для
птиц; подробно сообщал, отчего и
как повесился солдат
в казарме, на чердаке, от кого из родителей учеников учитель получил сегодня подарок и
какой именно подарок.
Раз Илья Макарович купил случайно пару орлов и одного коршуна и решился заняться приручением хищных
птиц.
Птицы были посажены
в железную
клетку и приручение их началось с того, что коршун разодрал Илье Макаровичу руку. Вследствие этого несчастного обстоятельства, Илья Макарович возымел к коршуну такую же личность,
какую он имел к своему ружью, и все приручение ограничивалось тем, что он не оказывал никакого внимания своим орлам, но зато коршуна раза три
в день принимался толкать линейкой.
У меня с детства осталось
в памяти,
как у одного из наших богачей вылетел из
клетки зеленый попугай и
как потом эта красивая
птица целый месяц бродила по городу, лениво перелетая из сада
в сад, одинокая, бесприютная. И Мария Викторовна напоминала мне эту
птицу.
— А я жила
в клетке…
в клетке и родилась, и выросла, и жила. Мне все хотелось полетать,
как другие
птицы.
Клетка стояла на окне, и я все смотрела на других птичек… Так им весело было, а
в клетке так тесно. Ну девочка Аленушка принесла чашечку с водой, отворила дверку, а я и вырвалась. Летала, летала по комнате, а потом
в форточку и вылетела.
Вынутых ястребят сажают
в просторную
клетку из прутиков или из сетки, а если они очень малы, то сначала кладут
в круглое лукошко,
в котором они,
как в гнезде, станут сидеть смирно, плотно прижавшись друг к другу; даже кормят их из рук рубленым свежим мясом каких-нибудь
птиц: голуби и воробьи считаются самою здоровою пищею, которою скоро поправить слишком исхудавших ястребов, нателить, говоря по-охотничьи.
Перчихин(выступая вперед). Ну, вот и всё! Вот оно… все разлетаются! Айда, ребятишки, лети из
клетки,
как птицы в благовещенье…
Анна Сергеевна и он любили друг друга,
как очень близкие, родные люди,
как муж и жена,
как нежные друзья; им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем; и точно это были две перелетные
птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить
в отдельных
клетках. Они простили друг другу то, чего стыдились
в своем прошлом, прощали все
в настоящем и чувствовали, что эта их любовь изменила их обоих.
Но за что я люблю ее
в иные минуты? За что я прощаю ее и мчусь к ней душой,
как нежный сын,
как птица, выпущенная из
клетки?..
Куры, цесарки, утки, гуси, индейки, павлины и всякая мелкая
птица из птичного ряда квокчет, крякает, гогочет, кричит и стонет, тщетно выбиваясь из своих
клеток; а которым удалось какими-то судьбами освободиться из них, те кружатся, снуют и бегают,
как шальные, по пожарищу, ища, но не находя себе выхода и, наконец, живьем запекаются и жарятся
в этой адской кухне.
В самом деле, чистота везде была образцовая. Даже эта оскорбляющая морской глаз старшего офицера «деревня» —
как называл он бак, где находились быки, бараны, свиньи и различная
птица в клетках, — была доведена до возможной степени чистоты. Везде лежали чистые подстилки, и стараниями матросов четыре уцелевших еще быка (один уже был убит и съеден командой и офицерами), бараны и даже свиньи имели вполне приличный вид, достойный пассажиров такого образцового военного судна,
как «Коршун».
Между тем у бедного Фридриха Адольфовича сердце ныло от страха за своего пернатого питомца. Выпущенный на свободу попка мог свободно уйти и заблудиться где-нибудь за хутором; наконец, его могла заклевать домашняя
птица, разорвать собака и мало ли еще
какие ужасы грозили попугаю, выпущенному впервые
в сад из
клетки.
Юрик с каждым днем капризничал все больше и больше, всячески издеваясь над бедным Фридрихом Адольфовичем. Но тот сносил все капризы и прихоти больного, не выказывая ему своего нетерпения и неудовольствия. И только когда капризы эти становились положительно невыносимыми для бедного Гросса, он шел к окну, на котором стояла
клетка с его другом-попугаем, и отводил душу,
как говорится,
в разговоре с любимой
птицей.
На Васильевском острове,
в роскошной золотой
клетке, устроенной Григорием Александровичем Потемкиным для своей «жар-птицы»,
как шутя называл князь Калисфению Николаевну, тянулась за эти годы совершенно иная, своеобразная жизнь.
—
Как кажется? — сказал царь. — Я вот лежу на мягком ложе, вокруг меня покорные мне рабы и рабыни, и завтра я буду так же,
как сегодня, пировать с моими друзьями, а Лаилиэ,
как птица, сидит
в клетке и завтра будет с высунутым языком сидеть на колу и корчиться до тех пор, пока издохнет и тело его не будет разорвано псами.